Условия вынужденного заточения дома лишают православных верующих возможности в воскресенье посетить храм, освятить яйца и куличи, похристоваться и встретить светлый праздник святой Пасхи. Домашние хлопоты, связанные с приготовлением пасхального стола и украшением дома, можно разбавить семейным чтением книг о светлой Пасхе. Мы сознательно не обращались к пасхальной поэзии (она заслуживает отдельного разговора), сосредоточившись на прозаических текстах классиков русской литературы.

Федор Достоевский «Мужик Марей» 1876

Действие рассказа переносит читателя во время каторжной Пасхи. Рассказчик описывает свое настроение как «мрачное», хотя состояние окружающего мира — благостное: идет второй день Светлой недели. Лежа на нарах и наблюдая за жестоко избитым соседом, он предается воспоминаниям о детстве. Внешне грубый крепостной мужик Марей оказывается добрым и нежным и успокаивает маленького ребенка, которому показался волк в лесу.
Главный вопрос творчества Достоевского, который затем трансформируется в более масштабный, ставится уже в этом маленьком произведении:

«Встреча была уединенная, в пустом поле, и только Бог, может, видел сверху, каким глубоким и просвещенным человеческим чувством и какою тонкою, почти женственною нежностью может быть наполнено сердце иного грубого, зверски невежественного крепостного русского мужика, еще и не ждавшего, не гадавшего тогда о своей свободе. Скажите, не это ли разумел Константин Аксаков, говоря про высокое образование народа нашего?»

Способность и возможность заглянуть в сердце другого человека открылась для рассказчика на Святую неделю.

Леонид Андреев «Баргамот и Гараська» 1898

Люди становятся ближе друг к другу именно на Пасху. И в пасхальном рассказе показана история взаимоотношения двух людей — городового Ивана Акиндиновича Баргамотова по прозвищу Баргамот и Гараськи, персонажа, близкого к типу «юродивых». Действие происходит накануне светлого праздника — Христова Воскресения. Благостное настроение посещает не всех героев: невоцерковленный Баргамот злится из-за ночного дежурства, а богобоязненный Гараська злоупотребляет спиртным. Столкновение двух противоположных характеров приводит к ссоре и примирению в день Пасхи: христосование стирает границы социальные, материальные, оставляя человека наедине с Богом и помогая открыть свое сердце ближнему своему.

«Воет. Баргамот в раздумье.
— Да чего тебя расхватывает?
— Яи-ч-ко…
Гараська, продолжая выть, но уже потише, сел и поднял руку кверху. Рука была покрыта какой-то слизью, к которой пристали кусочки крашеной яичной скорлупы. Баргамот, продолжая недоумевать, начинает чувствовать, что случилось что-то нехорошее.
— Я… по-благородному… похристосоваться… яичко, а ты… — бессвязно бурлил Гараська, но Баргамот понял.
Вот к чему, стало быть, вел Гараська: похристосоваться хотел, по христианскому обычаю, яичком, а он, Баргамот, его в участок пожелал отправить. Может, откуда он это яичко нес, а теперь вон разбил его. И плачет».

Вебинар “Функциональное чтение в работе с детьми-инофонами и детьми-билингвами”

Александр Куприн «Пасхальные яйца» 1911

Христосование не всегда положительно влияет на взаимоотношения людей: в одном случае оно примиряет и сближает, в другом — навсегда сорит и отводит друг от друга. Так случилось в рассказе Александра Куприна, название которого как раз ориентировано на традицию христосования. Рассказчик подарил своему лысому дяде пасхальное яйцо с неоднозначной надписью «Я был лысым», вследствие чего родственник лишает племянника наследства и выгоняет его. Философские размышления рассказчика в канун светлой Пасхи о неудачниках и везунчиках снимают ответственность человека перед своими поступками: на всё воля Божья. Герою постоянно не везло ни в чем, и в магазине его уверяли, что будет другая надпись: «И правда: что поделаешь, когда не везет?»
Абсолютно иная Пасха, кондовая, патриархальная, традиционная изображается как часть жизни бытовой и духовной в ряде автобиографических повестей 19-20 вв. Отчасти мы можем говорить о так называемом «пасхальном» тексте в русской литературе, рассматривая описание подготовки к празднику и указание на саму Пасху не как на конкретное время действия произведения, а как на важный композиционный элемент.

Семейная хроника Сергея Аксакова «Детские годы Багрова-внука» 1854-1856

Пасха пришла благодаря весенней деревенской природе: «Приближение весны в деревне производило на меня необыкновенное раздражающее впечатление. Я чувствовал никогда не испытанное мною, особого рода волнение» (глава «Первая весна в деревне»).

Вебинар “Функциональное чтение” будет полезен тем, кто интересуется особенностями процесса чтения

Для героя, городского жителя, всё было ново, поэтому отец с Евсеичем обо всем ему подробно рассказывали. Пасха у Сергея «природная», натуральная, естественная, она понимается и принимается им как нечто народное через живое слово народа. Изображение предпасхальных хлопот традиционное: уборка дома, покраска яиц, приготовление куличей. И, пожалуй, самым светлым воспоминанием стало для маленького Сережи ночное чтение молитвы с матерью перед свечой:

«Я заснул в обыкновенное время, но вдруг отчего-то ночью проснулся: комната была ярко освещена, кивот с образами растворен, пред каждым образом, в золоченой ризе, теплилась восковая свеча, а мать, стоя на коленях, вполголоса читала молитвенник, плакала и молилась. Я сам почувствовал непреодолимое желание помолиться вместе с маменькой…»

Алексей Николаевич Толстой «Детство Никиты» 1922

В доме Никиты много шума и суеты: все готовятся к празднику, моют дом, готовят куличи, мама с прислугой занята хозяйством, но у героя, мальчика Никиты, Пасха пока не связана с истинным представлением о пасхальном чуде. Нет описания церковной службы, молитвы, благоговения перед светлостью этого дня. Но после заутрени и разговления к Никите приходит воспоминание о белых церковных стенах, о сусальных ризах и множестве свечей. Атмосфера праздника позже действует на мальчика: среди оравы детей, носящейся вместе с ним по дому, он не может остаться наедине с собой. И лишь ночью, перед сном, он чувствует, как что-то благостное нисходит на него: «Всё, что было сделано за год плохого, – всё простилось в эту ночь».

И.Бунин «Жизнь Арсеньева» 1929-1933

В романе рассказчик — тоже маленький мальчик — с первого дня Великого поста начинал испытывать благоговейный страх перед самим праздником — Пасхой. Всё время подготовки к Светлому Воскресению ассоциировались у него с понятиями смерти и тишины, мрачной и страшной, но накануне, в Великую Субботу, физически и духовно очищенные члены семьи готовились разговеться. Пасха у Бунина описывается «домашняя»: детей в романе в храм не возили и мать неистово молилась ночью в красном углу перед зажженной свечой:

«… дом наш светился предельной чистотой, как внутренней, так и внешней, благостной и счастливой, тихо ждущей в своем благообразии великого Христова праздника».

Иван Шмелев «Лето Господне» 1927-1948

Рассказчик в романе, пожалуй, по сравнению с вышеупомянутыми маленькими мальчиками, видит подготовку и праздник масштабно. Сам роман состоит из трех частей: «Праздники», «Радости» и «Скорби». Глава «Пасха», входящая в состав части «Праздники», описывает в том числе традиционный православный уклад русской семьи: показаны церковные службы и молитвы, семейный быт (праздничные и постные блюда, обычаи). Роман написан особым языком — это органичный сплав высокого стиля (церковно-славянских слов и выражений) и живых народных слов:

«В кухне под лестницей сидит серая гусыня-злюка. Когда я пробегаю, она шипит по-змеиному и изгибает шею — хочет меня уклюнуть. Скоро Пасха! Принесли из амбара «паука», круглую щетку на шестике, — обметать потолки для Пасхи. У Егорова в магазине сняли с окна коробки и поставили карусель с яичками. Я подолгу любуюсь ими: кружатся тихо-тихо, одно за другим, как сон. На золотых колечках, на алых ленточках. Сахарные, атласные…
В булочных — белые колпачки на окнах с буковками — X. В. Даже и наш Воронин, у которого «крысы в квашне ночуют», и тот выставил грязную картонку: «Принимаются заказы на куличи и пасхи и греческия бабы!» Бабы?.. И почему-то греческие! Василь Василич принес целое ведро живой рыбы — пескариков, налимов, — сам наловил наметкой. Отец на реке с народом. Как-то пришел, веселый, поднял меня за плечи до соловьиной клетки и покачал.
— Ну, брат, прошла Москва-река наша. Плоты погнали!.. — И покрутил за щечку».

Приятного чтения!

Статьи по теме

• “Учим..читать”: саммари на книгу В.А. Бородиной и С.М. Бородина
• Саммари на книгу К. Фопель «Мастерская историй. Сочинение личных историй в групповой психологической работе»
• “Читать!”: summary на книгу Марины Аромштам
• Нон-фикшн в круге чтения билингва
• Проект “Книги+”: как “проживать” книги
• Чтение с комментариями: что и как?
• Три вредные читательские привычки и два способа от них избавиться